Джазовый портал

Это было днем в середине сентября 1936 г., когда Гленн Миллер к Чарли Спивак пригласили меня пойти с ними послушать сессию записи бэнда их бывшего босса Бэна Поллака. Он только что прибыл в город на студию: "Брансвик", и Гленн, который всегда говорил мне, каким великим ударником является Поллак, сказал: "А теперь ты можешь послушать его сам". Оркестр состоял из молодых музыкантов, причем очень хороших, т.к. Бен обладал особым умением открывать новые таланты (достаточно упомянуть, что с ним начинали Миллер, Спивак, Гудмен, Тигарден и многие другие звезды). Я быстро понял, что Поллак – действительно чертовски хороший барабанщик, а молодой толстяк в первой линии, Ирвинг Фазола – блестящий кларнетист. Роме того, там был еще длинный худой трубач, о котором уже писал ранее, даже не зная его имени, когда впервые услыхал по радио бэнд Поллака из Чикаго, и стиль которого оказался еще более потрясающим при личном прослушивании. Сессия прошла исключительно удачно, особенно, когда к бэнду в конце присоединились Миллер к Спивак, которые потом с восторгом толковали о новом молодом трубаче.

Бэнни не удерживал Джеймса. Он даже благословил его и ссудил деньгами на первое время ( в последствии Гарри, конечно, расплатился с ним сполна и очень скоро). Дебют нового бэнда Джеймса состоялся в Филадельфии, в отеле "Бенджамин Франклин" 9-го февраля 1929 г. Одновременно была проведена первая сессия записи для фирмы "Брансвик", где Гарри и раньше бывал на сессиях со сборными составами, часто включавшими людей от Каунта Бэйси. Новые номера его собственного биг-бэнда не очень впечатляли, но даже и лучшие группы не раз страдали от акустических недостатков маленькой студии этой компании записи. Однако, оркестр производил неплохое впечатление как на живую аудиторию, так и на своих радиослушателей, и Джеймс был этим весьма доволен. "Я не думаю, что сделал ошибку, уйдя от Гудмена", говорил он. "Когда я был с Бэнни, я часто должен был играть что-то сенсационное. Каждый из нас, ведущих музыкантов, все время вынужден был "производить впечатление". Если я играл, скажем, 16 тактов, я должен был буквально вылезти из кожи за этот короткий промежуток времени. С самого начала Джеймс стал демонстрировать свою трубу на первом плане, главным образом, в балладах, что ему отлично удавалось, например, в "I Surrender Dear", "Just A Gigolo", и т.д. "Играть то, что хочешь сам, очень хорошо для души", объяснял он. Что же касается всего своего бэнда, Гарри говорил: - "Я хочу иметь оркестр, который бы действительно свинговал и чтобы в то же время под него можно было легко танцевать. Слишком многие составы в погоне за сенсацией ускоряют темп настолько, что под него просто невозможно танцевать. Мы делаем упор на средний темп и при этой сохраняем свинг".

Бэнд "делал упор" также и на внешний вид, включая униформу. Гарри родился и рос в атмосфере цирка, и его вкусы часто показывали ее влияние. Его оркестранты одевали красные тужурки, а к ним - белые галстуки, Гарри имеет особую манеру игры на трубе, как визуально (он надувал щеки настолько, что, казалось, они вот-вот лопнут), так и на слух, поэтому вы никак не могли бы не приметить его бэнд и его самого. В те дни он был (как к сейчас) исключительно искренним, прямым и чистосердечным человеком. Его отношения лично с музыкантами были гораздо более неофициальными, чем униформа оркестра, и ему удавалось создавать и сохранять весьма тесные контакты со своими людьми, что являлось предметом зависти многих других бэнд-лидеров.

Одним из его ближайших друзей стал молодой певец, которого Джеймс услышал случайно в Ныо-Йорке по местной радиостанции (Луиза Тобин, бывшая тогда женой Джеймса, утверждает, что она первой обратила его внимание на голос). По словам Гарри, это случилось в июне 1939 года, когда они играли в нью-йоркском театре "Парамаунт". Джеймс, уже лежа в постели вечером, слушал трансляцию бэнда Харольда Арлена из "Растик кэбин" в Энгл вуде (шт. Ныо-Джерси). Он чрезвычайно заинтересовался, услышав пение молодого парня, которого он посчитал за вокалиста этого бэнда. Но Гарри не запомнил его имени, поэтому на следующий день он отправился прямо туда, в "Растик кэбин", чтобы выяснить этот вопрос. Он нашел местного менеджера и спросил у него, где можно видеть этого певца, но тот ответил: "Да у нас нет никакого певца я оркестре. Правда, у нас есть конферансье, который немного поет".

Этим поющим конферансье оказался Фрэнк Синатра. Он спел несколько песен, и Гарри был настолько удовлетворен, что попросил его зайти к нему в "Парамаунт", чтобы продолжить разговор. "Он пришел, и мы заключили сделку", вспоминает Гарри. "Все было очень просто. Лишь в одном мы так к не сошлись - я хотел, чтобы он сменил свое имя, т.к. я думал, что люди не смогут запомнить его. Но он этого не хотел. Он сказал, что у него есть двоюродный брат Бостоне по имени Рэй Синатра и что это не мешает ему там быть хорошим бэнд-лидером, так почему же он не может оставить себе свое имя?". Даже тогда Фрэнк Синатра был настойчивым парнем.

Новый вокалист записал свои первые вещи с бэндом Джеймса в июле того же года. Это были песни ''From The Bottom Of My Heart" и "Melancholy Mood". Хотя они были в общем музыкально удовлетворительными, но звучали натянуто и даже слегка робко. Как у юноши на его первом свидании, когда он толком не знает, что же сказать своей девушке. В те дни молодой Синатра, конечно, нуждался в ободрении и поддержке, и он их получал ее от Джеймса, с которым у него установились самые прекрасные отношения. В августе я зашел в “Роузлэнд", где играл тогда бэнд, чтобы написать на него потом на него рецензию. Когда я уже уходил, меня догнал Джерри Барретт, менеджер Гарри и спросил, что я думаю о новом вокалисте. "Он нуждается в поддержке печати больше, чем кто-либо другой" сказал он. "Дайте ему хороший отзыв, прошу вас, потому что мы хотим, чтобы он остался с бэндом".

В своей рецензии я похвалил Синатру за его "очень приятный вокал и легкую фразировку” - оценка, которая даже не могла сравниться с моим восторгом по отношению к самому оркестру. Помимо свинга, как этого хотел Гарри, бэнд играл исключительно хорошо для танцев, включая даже вальсы, танго и румбы, как этого хотела публика. Гарри также представил несколько прекрасных инструментальных солистов - среди них были альтист Дэйв Мэтьюз, тенорист Клод Лэйки, тромбонист Дальтон Рицотти и пианист Джек Гарнер. Оркестр очень хорошо был принят в Нью-Йорке, но после "Роузлэнд" они отправились в Лос-Анжелес на ангажемент в шикарном ресторане под названием "Виктор Гюго". "Его владелец сказал нам, что мы играем слишком громко" вспоминает Гарри, “поэтому он отказался нам платить. Ни у кого из нас не было денег, но Фрэнк обычно приглашал нас к себе, а Нэнси (его женой была тогда Нэнси Барбаро), готовила на всех спагетти". После неудачи на Западном побережье бэнд выступил в чикагском отеле "Шерман" .Будущее тогда не казалось блестящим. Более того, Фрэнк и Нэнси ожидали своего первого ребенка, которым стала Нэнси Синатра. Тем временем, у Томми Дорси, работавшего также в Чикаго, возникла проблема по поводу певца в оркестре. Ему сказали об одном молодом парне у Джеймса, он послушал его и немедленно предложил ему работу. Фрэнк поговорил об этом с Гарри. Заботясь о будущем Синатры, тот просто сказал ему "Иди!". И Фрэнк ушел. Его контракт с Джеймсом имел силу еще пять месяцев. "Уходя, Фрэнк сказал мне", вспоминает Гарри, "О’кей, босс (он по-прежнему называл меня боссом), я готов в любую минуту. Только позвони мне, и я буду на сцене".

: Голос Синатры был очень важной составной частью оркестра Джеймса. Джек Мэтиас писал специально для него аранжировки, в которых ему подпевал весь бэнд. Для меня лично двумя лучшими вокальными исполнениями Синатры с Джеймсом остаются "It’s Funny To Everyone But Me" и "All Or Nothing At All", которые многократно переиздавались в качестве бестселлеров. И, вероятно, наилучшей записью, которую он когда-либо сделал с Джеймсом, была итальянская песня "Ciribiribin".

Когда Синатра ушел, Джеймс, естественно, начал искать ему замену. Совершенно случайно, когда бэнд репетировал в Нью-Йорке на Пятой Авеню, музыкальный издатель Лари Шейн привел с собой одного молодого автора песен, чтобы прослушать некоторые его темы. Джеймс их послушал, затем повернулся к Ларри и сказал: "Мне эти песни не особенно нравятся, но мне нравится, как этот парень их поет". Этим парнем был Дик Хэймс. И это был самый нервный из всех певцов биг-бэндов. Сын известного вокального репетитора Маргариты Хэймс, Дик был всесторонне осведомлен о самых различных вокальных проблемах и тонкостях, с которыми сталкиваются певцы. В результате этого он выглядел совершенно неловко, когда решился петь сам. “Я до сих пор помню его выступление в "Fiesta Ballroom" в Нью-Йорке, где бэнд Гарри играл вскоре после того, как к нему присоединился Дик. Готовясь пет, он многократно прочищал свою глотку, а затем неизменно вынимал платочек из бокового кармана и на секунду прикладывал его к губам. После этого он приближался к микрофону длинными шагами, неуклюже озирался, делал глубокий вдох и начинал петь.

Но как он умел петь! Пожалуй, не было ни одного певца в бизнесе биг-бэндов, который имел бы лучшие голосовые данные, чем Дик Хэймс - даже сам Боб Эберли, которому Дик поклонялся и который в свою очередь восторгался Диком, но разочаровал его - как это можно курить на работе! Хэймс исполнял изысканные песни на некоторых, уже сравнительно забытых записях Джеймса - "How High The Moon", "I’ll Get By", "Fulls Rush In" и "Maybe". Они были выпущены малоизвестной фирмой "Вараети", с которой Гарри подписал контракт в начале1940 г. после записей на "Коламбии" и "Брансвике". Хотя его пластинки не шли нарасхват Джеймс пользовался большим уважением среди коллег-музыкантов, а в январе 1940 г. по конкурсу "Метронома" он занял первое место в категории трубачей.

В это время бэнд вернулся в нью-йоркский танцзал "Roseland", где он звучал лучше, чем когда-либо раньше, блестяще свингуя весь вечер напролет. Но Гарри смотрел вперед. Он хотел играть не только в дансингах и некоторых отелях, где не объявляли бойкот громким свинговым бэндам. "Знаешь, что я хочу сделать?", признался он мне как-то раз. "Я введу в оркестр скрипки и тогда мы сможем выступать повсюду. Моя реакция как джазового критика, который не может видеть дальше следующего такта, была резко отрицательной. Как, Джеймс и скрипки? Что за легкомысленная, бредовая идея: "Ты сошел с ума" ответил я ему. Но, через несколько недель он заявил, что отказался от этой идеи, т.к. ее причиной было лишь желание получить ангажемент в одном из классных отелей Нью-Йорка. Однако, переговоры там кончились ничем, и Гарри отложил свои планы.

Летом 1940 г. оркестр появился на всемирной ярмарке в Нью-Йорке. Он находился в прекрасной форме, ансамблевое звучание идеально сливалось с такими блестящими солистами, как сам Джеймс, альтист Дэйв Мэтью и тенористы Видо Муссо и Сэм Донахыо. В приступе энтузиазма я написал тогда в "Метрономе", что "с точки зрения свинга Гарри Джеймс имеет сейчас величайший белый биг-бэнд в стране, а по этой причине - и величайший танцевальный оркестр, когда-либо игравший в дансингах". Это побудило Бэнни Гудмена придти в мой офис со скептическим вопросом: "Ты действительно так думаешь?". Но Джеймс, казалось, никогда не мог быть вполне удовлетворен. Осенью он сделал ряд персональных замен, объяснив, что “ребятам нужно вдохновение, поэтому я решил влить в бэнд свежую кровь". В то время Гарри закончил свой контракт с "Вараети", вновь переключившись на "Коламбию", которая имела теперь хорошую новую студию. И Гарри опять вернулся к своей идее насчет скрипок.

Многие из нас предостерегали его против такого шага еще год назад, но Гарри никого не слушал. Он добавил в бэнд струнный квартет и записал с новым составом свои виртуозные соло па трубе - "Полет шмеля", "Карнавал в Венеции" и двухчастную композицию "Рапсодия для трубы". А 20 мая 1941 г. он записал свою знаменитую версию темы "You Made Me Love You" , которая, несмотря на наши опасения, стала потрясающим хитом, и бэнд Джеймса снова вознесся к звездам. Он записал эту вещь по одной простой причине - ему нравилось, как ее поет Джуди Гарланд. Я помню его восторженные отзывы о Джуди в те немногие, спокойные вечера, когда мы с ним сиживали в "Голубой комнате" Нью-йоркского отеля "Линкольн", где музыканты на сцене иногда превосходили числом посетителей в зале. Кроме музыки, у нас с ним была еще одна общая страсть - бейсбол и, в частности, команда "Бруклин доджерс". Это было необычное времяпровождение – мы сидели в "Линкольне" всю ночь к толковали о бейсболе, а на следующий день отправлялись на стадион понаблюдать за своей любимой командой. Но о чем мы там говорили? О музыке, конечно.

В июне Джеймс записал даже свинговый салют своей команде под названием "Доджерс фэн дэнс". Он также стремился превзойти их в буквальной смысле, играя в бейсбол со своим оркестром в “Сентрал парке” почти каждый день. Ходили слухи, что перед тем, как принять к себе в бэнд музыканта, Джеймс вначале узнает, насколько хорошо тот умеет играть в бейсбол, и, только после этого прослушивает его на инструменте. В результате он имел парней весьма атлетического вида в своем бэнде в те дни.

"Доджерс фэн дэнс" не стала, конечно, таким хитом, как "You Made Me Love You", начиная с которой характер оркестра Джеймса изменился к лучшему, Он по прежнему играл свои мощные свинговые пьесы ,но начал перемешивать их с большим количеством баллад, демонстрируя свою трубу, как я писал в "Метрономе", "с огромным чувством лиризма". По иронии судьбы, "You Made Me Love You" была выпущена только несколько месяцев спустя после своей записи. Вероятно, люди в "Коламбии" были согласны с некоторыми джазовыми критиками. Но все они оказались неправы. На обороте этой пластинки была записана другая прекрасная баллада, "A Sinner Kissed An Angel", которая снова доказала, каким великолепным певцом стал Дик Хэймс. Тогда же Дик записал еще несколько отличных вокальных номеров, например, "You Don’t Know What Love Is" и "You’ve Changed".

С такими певцами, как Синатра и Хэймс, Джеймс, видимо, считал, что ему не нужна вокалистка. Но в мае 1941 г. он пригласил Хелен Уорд, бывшую певицу Гудмена, чтобы сделать с ней запись темы "Daddy". Позже, некоторое время у него работала "шоу-герл" по имени Делл Паркер, а за ней в июле 1941 г. пришла Линн Ричардс. Но никто из них не пел достаточно хорошо. Очевидно, лучший вариант был еще впереди. И, действительно, такой певицей оказалась Хелен Форрест, которая уже записала ряд отличных пластинок с Арти Шоу и Бэнни Гудменом, но потом внезапно ушла от Бэнни, "чтобы избежать нервного приступа, предчувствуя эту возможность", позже говорила Хелен. "Я решила поработать с Гарри. Мне нравилось, как он играет на трубе, и я думала, что подойду его бэнду. Но Гарри не очень охотно склонялся к этой идее, т.к.у него у него уже был Дик Хэймс, исполнявший все баллады его репертуара, а он искал ритмического вокалиста. Однако, его менеджер Пи-Ви-Монте привел меня на репетицию, после чего музыканты бэнда захотели, чтобы я пела с ними. Так Гарри согласился. Я очень благодарна ему за то, что он помог мне развиться дальше как певице. Я также всегда буду благодарна Арти и Бэнни, но они представляли меня в основном как обычного члена оркестра, почти как инструментального солиста. Гарри, наоборот, подобрал специально для меня соответствующие аранжировки, которые представляли бы меня именно как певицу. И я уже не просто вставала, пела один квадрат, а затем садилась на свое место".

Фактически Джеймс действительно строил аранжировки вокруг своей трубы и голоса Хелен, создавая теплое лирическое настроение за счет замедления темпа, так что уже два, вместо обычных трех и более квадратов заполняли всю запись. Хелен, которая была приятной личностью, и неплохой вокалисткой, идеально сливалась со звучанием оркестра, превратившегося постепенно в самый популярный биг-бэнд страны, что помогло ей стать лучшей певицей 1941 года в конкурсе "Метронома". Правда, иногда ее подводила несколько кричащая фразировка, но в этом просто отражались те эмоции, которые Гарри вкладывал в звучание своей трубы. Стремление к популярности заставляло Гарри все меньше думать о желаниях поклонников джаза, а все больше о деньгах и посетителях, которое могут их дать.

Хелен записала целую серию превосходных баллад, что способствовало спросу и на весь оркестр Джеймса. Многие из них были связаны с мечтами девушки, ожидающей возвращения своего милого из армии, и это весьма подходило к общему настроению того военного времени ("He’s My Guy", "Soldier Of Mine" и др.), плюс в равной степени и сентиментальные песни типа “I Cry For You”. Персонал оркестра также улучшился. Из бэнда Сонни Данэма пришел молодой тенорист, ставший надолго правой рукой Джеймса. Это был Корки Коркорэн. Саксофоны и так уже были укреплены двумя превосходными альтистами – ведущим был Сэм Маровиц, а вторым - Джонни МакЭфи, которой после ухода Дика Хэймса в конце 1941 года неплохо исполнял вокальные партии. У Джеймса был и другой певец - Джимми Сондерс.

Указателем дальнейшего пути была победа на конкурсе избранных биг-бэндов в радио-шоу "Кока-кола", где оркестры "избирались" на первое место по степени популярности их записей. Предыдущими победителями были Гленн Миллер, Томми Дорси, Фредди Мартин и Сэмми Кэй (все представители компании "Виктор"). И вот, в марте 1942 г. Джеймс (представляющий "Коламбию") прорвал барьер своей записью "I Don’t Want To Walk Without You", которая к тому же была признана лучшей темой всего этого шоу. Новая формула елейной трубы Гарри и эмоционального голоса Хелен Форрест, наряду со свинговыми номерами, начала окупаться. Веской 1942 г. бэнд побил все рекорды, работая на обоих побережьях - он привлек 35 тысяч посетителей в течение недели и восемь тысяч только за один вечер!

Для тех из нас, кого захватывал потрясающий свинговый "драйв" оркестра, это изменение его музыкальной политики было разочарованием. Но популярность Джеймса все время росла и летом 1942 г. он даже превзошел Гленна Миллера. А когда, вскоре после этого, Гленн оказался в армии, его работодатель, компания "Честерфилд" взамен выбрала Джеймса, который начал выступать по коммерческому радио пять раз в неделю. Барри Уланов, который предпочитал джаз “шмальцу”, суммировал причины успеха Джеймса в декабрьское номере "Метронома" следующим образом: "Редко общественное мнение о каком-либо оркестре получает столь широкое подтверждение с его стороны, как в случае организации, возглавляемой Гарри Джеймсом. Будучи фаворитом в последние годы, Джеймс дает публике все возможное за ее деньги. Его вкус - это публичный вкус, а его пульс бьется точно в такт с пульсом любого человека на улице и любой танцующей пары в дансинге. Принимаете вы или нет вкус Джеймса, это не имеет отношения к оценке его бэнда. Одно можно сказать определенно - это не оркестр завтрашнего дня. Это не экспериментальная группа и даже не та блестящая джазовая команда, которой Гарри руководил пару лет назад. Это просто состав "на все руки", который в совершенстве отражает требования современной танцевальной музыки".

Еще один показатель коммерческого успеха бэнда. День начала его ангажемента в нью-йоркском театре "Парамаунт" выдался скверным, дождливым. Двери театра должны были открыться только в 9 утра, но уже с 5-ти часов стал собираться народ и потребовались дополнительные наряды полиции. В июне 1942 г. "Коламбия" заявила о нехватке щеллака для выпуска пластинок Дкеймса, толъко одна его версия песни "I’v Heard That Song Before" (также с Хелен) стала бестселлером в количестве 1,25 млн. копий. Тирах записей "Velvet Moon" и "You Made Me Love You" достиг одного миллиона.

Оркестр Джеймса уже снялся в трех фильмах, а сам Гарри стал ближе к сцене Голливуда, в частности, к одной из его звезд, Бетти Грэйбл, которая сидела за столиком в "Астор Руф" каждый вечер, когда бэнд выступал там весной 1943 г. В течение этого ангажемента стало особенно ясно, что Гарри больше заинтересован в удовлетворении публики (и мисс Грэйбл), чем в исполнении какого-либо джаза. Оркестр как обычно играл свои баллады, но его люди, казалось, играли совершенно равнодушно. "Группа звучит флегматично и напыщенно", отмечал я в июле 1943 г. "Создается такое ощущение, что музыканты еле бредут по нотам. Не энаю, может быть, это от того, что у них теперь слишком хорошая жизнь, или они уже не способны играть более ритмично". Вероятно, мои мысли тогда постоянно обращались к тем ранним дням, когда оркестр имел настоящий джазовый дух, был полон радости, доброго юмора и здорового желания играть, свинговать и преуспевать. Теперь успех пришел, но вдохновение исчезло.

Сам Гарри, казалось, почти не интересовался своей музыкой. Конечно, когда человек находится рядом с такой красоткой, как Бетти Грэйбл, его трудно было обвинять. Но у него имелись и свои заботы. Служба в армии забрала много его лучших людей. Более того, настала его очередь. 5 июля 1943 г. в Лас-Вегасе Джеймс женился на Бетти Грэйбл, а через месяц ему пришла повестка о мобилизации. Он уже было объявил о роспуске бэнда, но в последний момент ему удалось отвертеться от армии. Гарри быстро собрал некоторых из своих старых людей, включая двух вокалистов, Бадди ДиВито и Китти Каллен, и вскоре бэнд снова появился в "Астор Руф". Уйдя в то время от Дюка Эллингтона, место ведущего тромбониста у Джеймса занял Хуан Тизол.

И успех, бэнда продолжался. После ангажемента в "Астор руф" (там можно было заметить улучшенную ритм-секцию ), бэнд отправился в турне, собирая тысячные толпы по всей Калифорнии, где опять были побиты все рекорды, а также сломана правая нога Гарри. Разумеется, при игре в бейсбол. За прошедшие два года оркестром не было сделано никаких записей из-за запрета, но 11 ноября 1944 г. Д. Петрилло и компании записи закончили свою неуместную войну. Тут же Джеймс появился в нью-йоркской студии "Коламбия" и записал четыре номера, включая версию “I’m Beginnin’ To See The Light” с певицей Китти Каллен и первый джазовый опус за много лет, "I’m Confession" с выдающимся альтистом Уилли Смитом, пришедшим в бэнд от Джимми Лансфорда, и блестящим пианистом по имени Арнольд Росс.

Когда оркестр вернулся на восток в "Мэдоубрук", Барри Уланов отметил более сильный акцент на джаз, похвалив Джеймса за исполнение свинговых вещей: "Он использует возможности своей неуязвимой коммерческой позиции, чтобы играть хорошую джазовую музыку и уменьшить количество всякой макулатуры, формировавшей его репертуар в последние годы. Вот если бы он еще выкинул эти бессмысленные скрипки. . .''. Но Гарри, наоборот, увеличил свою струнную группу до двух дюжин человек!

Чем чаще я видел Гарри в те дни, тем больше замечал в нем падение интереса к музыке. Одно время его даже прельстила совсем другая карьера, когда в январе 1945 г. он подписал контракт на радиосерии с Дэнни Кэем, где, помимо игры на трубе, Гарри также выступал в роли комедианта, и ему это вроде бы нравилось - во всяком случае, больше, чем его музыка. У неге появились и другие интересы. Вместе с женой он посвящал много времени игре на скачках, заведя своих лошадей, Часто присутствуя на бегах, Гарри уже сам выбирал места, где ему играть, со своим бэндом, а если у него были какие-то дела помимо музыки, он просто отказывался, т.к. мог это себе позволить. Но к 1946 г. бизнес биг-бэндов пошел все хуже. Хорошо оплачиваемой работы стало все меньше, и Джеймс, который ухе несколько лет отказывался от одноразовых выступлений, объявил в феврале, что он снова отправляется в турне со своим оркестром. Его финансовое положение вскоре поправилось, но Гарри уже не собирал, как обычно, огромные толпы. Это был большой удар по его гордости и самолюбию. И в декабре 1946 г., всего через 10 лет после того, как он присоединился к Бэнни Гудмену, а затем сделал столь блестящую карьеру, Гарри заявил о роспуске своего бэнда (по иронии судьбы, Гудмен сделал то же самое в том же месяце).

Но затем что-то (никто не знает, что именно) изменило его намерение. Спустя несколько месяцев, Джеймс вновь появился на сцене с совершенно новым, чисто джазовым бэндом. Бэнд свинговал - и свинговал Гарри.! И там было всего четыре скрипки, которые почти ничего не делали. Как могла произойти столь внезапная перемена? Довольный и счастливый Джеймс говорил об этом летом 1947 г.: "Во-первых, у меня были некоторые собственные проблемы. О них никто не знает, и я не собираюсь рассказывать об этом. Но когда вас что-то беспокоит, вы не можете играть достаточно хорошо, чтобы это было похоже на хороший джаз"....

Словно бы вернулись добрые старые дни - Джеймс снизил цену за концерты наполовину, он соглашался на всякие одноразовые выступления к повсюду играл свою прекрасную музыку, как это бывало в то время, когда он только начинал. А особенно заразительным был энтузиазм его новой группы. "Самое главное, что вызывает во мне сейчас желание играть" ,говорил он, "это мой новый бэнд. Вы знаете, что у меня было в прошлом. Теперь же я собрал молодых ребят, и их дух восхищает меня. Они хотят быть на сцене, чтобы играть все время, так как же я могу отстать от них! У меня никогда не было подобной группы со времен моего первого бэнда".

Гарри сделал это утверждение 20 лет тому назад. И с тех пор, за исключением кратких перерывов, он руководит своей группой вплоть до сего времени. Иногда она бывает небольшой по составу, но обычно это свинговый биг-бэнд с отличной медью, напористыми саксофонами, плотным ритмом и – никаких скрипок! В основном Гарри выступает в Неваде - 40 недель каждый год, если говорить точно. В 1966 г. он привез свой бэнд в Нью-Йорк на некоторое время. В нем, наряду с молодежью, еще осталось несколько ветеранов - тенорист Корки Коркорэн и ударник Луис Бэллсон, который в апреле этого года заменил Бадди Рича. Бэнд исполнял как старые, так и новые оркестровки (многие темы аранжировали Эрни Уилкинс и Джей Хилл). Но самое главное, в нем был сам Гарри Джеймс, счастливый, кипучий, хвастающийся без оговорок, что это “это лучший бэнд, который когда-либо у меня был! Эти молодые ребята имеют гораздо лучшую подготовку и могут сделать еще больше”.

Это был Гарри Джеймс, постаревший, но не потерявший энтузиазма к своей музыке, горячо желающий успеха и оценки своей работы. Он поседел и выглядит тяжелее фунтов на 30, но он по-прежнему самозабвенно дует в свою трубу, давая и получая музыкальное удовлетворение с помощью одного из лучших бэндов страны. Было на что посмотреть и что послушать!

Автор – George T. Simon, перевод Юрия Верменича